Неточные совпадения
— Трудиться для Бога, трудами, постом спасать душу, — с гадливым презрением сказала графиня Лидия Ивановна, — это дикие понятия наших
монахов… Тогда как это нигде не сказано. Это гораздо проще и легче, — прибавила она, глядя на Облонского с тою самою ободряющею улыбкой, с которою она при Дворе ободряла
молодых, смущенных новою обстановкой фрейлин.
Наконец мы собрались к миссионерам и поехали в дом португальского епископа. Там, у
молодого миссионера, застали и монсиньора Динакура, епископа в китайском платье, и еще
монаха с знакомым мне лицом. «Настоятель августинского монастыря, — по-французски не говорит, но все разумеет», — так рекомендовал нам его епископ. Я вспомнил, что это тот самый
монах, которого я видел в коляске на прогулке за городом.
Монахи были большею частью
молодые, красивые, видные и, казалось, полные сознанием довольства, среди которого они жили.
Наместником в то время был
молодой, красивый и щеголеватый архимандрит. Говорили о нем, что он из древнего княжеского рода, но правда ли это — не знаю. Но что был он великий щеголь — вот это правда, и от него печать щегольства и даже светскости перешла и на простых
монахов.
На одной стене висела большая картина в раззолоченных рамах, представлявшая седого старичка в цепях, заключенного в тюрьму, которого кормила грудью
молодая прекрасная женщина (его дочь, по словам Александры Ивановны), тогда как в окошко с железной решеткой заглядывали два
монаха и улыбались.
В дверях часовни Павел увидел еще послушника, но только совершенно уж другой наружности: с весьма тонкими очертаниями лица, в выражении которого совершенно не видно было грубо поддельного смирения, но в то же время в нем написаны были какое-то спокойствие и кротость; голубые глаза его были полуприподняты вверх; с губ почти не сходила небольшая улыбка; длинные волосы
молодого инока были расчесаны с некоторым кокетством; подрясник на нем, перетянутый кожаным ремнем, был, должно быть, сшит из очень хорошей материи, но теперь значительно поизносился; руки у
монаха были белые и очень красивые.
Икону поставили в передний угол на два стула, прикрытые чистой простыней, по бокам киота встали, поддерживая его, два
монаха,
молодые и красивые, подобно ангелам — ясноглазые, радостные, с пышными волосами.
«
Молодой, красивый, — думал Матвей Савельев, закрыв глаза и притворяясь, будто уснул, — ему бы за девицами ухаживать, на гармонии играть, а он живёт
монахом, деньги не тратит, сапожонки худые и даже праздничной одёжи нет, не покупает. Скучный какой-то, всех готов осудить. Живёт в углу. Плохие люди везде на улицах шумят, а кто получше — в уголок прячется».
Через него в шайку вошли четверо: два односелка,
молодых и поначалу безобразно пивших парня, бывший
монах Поликарп, толстейший восьмипудовый человек, молчаливо страдавший чревоугодием (все грехи, по монастырскому навыку, он делил на семь смертных; и промежуточных, а равно и смешения грехов, не понимал...
— «Куколка» — это я-с. Стало быть, вы мне одолжены, так сказать, жизнью. Parbleu! хоть одно доброе дело на своем веку сделал! Но, затем, прошли целые двенадцать лет, maman… ужели же вы?.. Но это невероятно! si jeune, si fraiche, si pimpante, si jolie! такая
молодая, такая свежая, такая нарядная, такая хорошенькая! Я сужу, наконец, по себе… Jamais on ne fera de moi un moine! Никогда не сделают из меня
монаха!
В обители св. Сергия тоже знали эту вторую версию и едва ли не давали ей больше веры, чем первой. Брянчанинов и Чихачев были огорчены погибелью
молодого человека, одного с ними воспитания и одних и тех же стремлений к водворению в жизни царства правды и бескорыстия.
Монахи считали гибель Фермора тяжким преступлением для всех русских, бывших на пароходе. По их понятиям, эти господа могли меньше говорить о том, как им близок бедняк, о котором заботился их государь, но должны были больше поберечь его.
Свёкор ругает: «Ты нам с детьми твоими камень на шею, объела ты нас, опила!» А свекровь уговаривает: «Ты же
молодая, иди по монастырям,
монахи до баб жадные, много денег наберёшь».
Салай Салтаныч. Какая совесть? Где твоя совесть? Чужие деньги бросал — это совесть? Тому должен — не заплатил, другому должен — не заплатил, это совесть? Украл, ограбил, — не хорошо; а бросал деньги — хуже. Украл, ограбил — молись богу, бедным давай, бог простит. Я знал один грек,
молодой был, разбойник был, по морю ходил, пушки палил, людей бил, грабил; состарился, монастырь пошел,
монах стал, человек нравоучительный.
Молодой человек, очевидно, не желал вступать в спор с
монахом, соглашался с ним во всем, как с человеком слабым, но отец Сергий видел, что
молодой человек не верит и что, несмотря на то, ему хорошо, легко и спокойно.
— Бог простит, Бог благословит, — сказала, кланяясь в пояс, Манефа, потом поликовалась [У старообрядцев
монахи и монахини, иногда даже христосуясь на Пасхе, не целуются ни между собой, ни с посторонними.
Монахи с мужчинами, монахини с женщинами только «ликуются», то есть щеками прикладываются к щекам другого.
Монахам также строго запрещено «ликоваться» с мальчиками и с
молодыми людьми, у которых еще ус не пробился.] с Аграфеной Петровной и низко поклонилась Ивану Григорьичу.
1-го июня, в Александро-Невской лавре, в саду,
монахи поймали
молодого человека с зажигательными снарядами, спрятавшегося за куст.
Подъезжая ко святым воротам, Пахом увидел
молодого, еще безбородого
монаха. Сидел он на привратной скамейке и высоким головным голосом распевал что-то грустное, заунывное.
Вечером
монахи пели стройно, вдохновенно, служил
молодой иеромонах с черной бородой; и преосвященный, слушая про жениха, грядущего в полунощи, и про чертог украшенный, чувствовал не раскаяние в грехах, не скорбь, а душевный покой, тишину и уносился мыслями в далекое прошлое, в детство и юность, когда также пели про жениха и про чертог, и теперь это прошлое представлялось живым, прекрасным, радостным, каким, вероятно, никогда и не было.
Наконец он вышел. Собрав вокруг себя всех
монахов, он с заплаканным лицом и с выражением скорби и негодования начал рассказывать о том, что было с ним в последние три месяца. Голос его был спокоен, и глаза улыбались, когда он описывал свой путь от монастыря до города. На пути, говорил он, ему пели птицы, журчали ручьи, и сладкие,
молодые надежды волновали его душу; он шел и чувствовал себя солдатом, который идет на бой и уверен в победе; мечтая, он шел и слагал стихи и гимны и не заметил, как кончился путь.
Он нашел среди них себе покровителей, которые поддержали появившуюся в голове
молодого человека мысль идти в
монахи.
Об искреннем желании юноши Потемкина было доложено его преосвященству покровителем
молодого человека,
монахом Чудова монастыря.
Первенец князя родился мертвым. Добавляли, что, узнав об этом, похититель, на самом деле искренне любивший
молодую женщину, бросил свое именье, отправился на богомолье и поступил в
монахи в один из отдаленных монастырей.
— Вестимо свой, для прилику. Захотелось ему, батюшке, показать
молодым солдатам штурму. Однажды во время маневров он построил полки и нагрянул на близлежащий монастырь и мигом взял его приступом…
Монахи спервоначалу страсть как перепугались… Матушка-императрица Екатерина вызывала командира.
Что
молодая вдова не поминала его более «лихом», доказала она вскоре самым убедительным образом: через несколько месяцев вышла за
молодого, красивого
монаха, августинова ордена, Ивана (прозванного у нас, неизвестно почему, спасителем), которого умела своими зажигательными глазками свести с ума, заставить скинуть белую рясу и окреститься в русскую веру.
— Нет, этого не заметно. Можно сказать, что этого нет. Я сам диву даюсь.
Молодой, из себя красивый, а живет
монах монахом.
Хитрость
молодого царедворца удалась вдвойне: герцог заинтересовался рассказом и пожелал посетить мастерскую Фебуфиса. Этим предпочтением он мог нанести укол властным
монахам, и от этого одного у него прошла хандра, но зато она слишком резко уступила место нетерпению, составлявшему самую сильную черту характера герцога.
Все черницы или жинки были старше
монахов «опричь одного, который был як тур с Беловежи: той всем
молодым чернецам по чернице дал, а некоторым на двух одну, а сам вроде игумена був и особной жинки соби не тримал, а всех себе на покуты брав (на покаяние) и бабы его против всех
молодых чернецов боялись, и которой он велел, та с ним ту же минуту шла каяться в его холщовую повозку на долгих дрогах».
Здесь достойно замечания, что все бродяги-монахи по летам
моложе одновременно с ними бежавших и по одному указу разыскиваемых монахинь.